274
Наш разговор с А. Л. Могилевой я тогда же дословно записал:
- Я жила в Вилюйске в 1883 г. Жандармы и казаки - вся команда менялась каждый год. Такое было распоряжение начальства. Жандарм (мой муж - Щепин) был старшим над тюрьмой. Исправник и его помощник не имели власти над Чернышевским. Мужу при готовой квартире, отоплении и освещении платили 26 р. 50 к. в месяц. И всё-таки было очень трудно!.. На содержание же Николая Гавриловича давалось 12 или 13 руб. в месяц. Он не ел ни мяса, ни белого хлеба, употреблял крупу, рыбу и молоко. Готовил сам. Больше всего питался кашей, ржаным хлебом, чаем, грибами (летом), редко - рыбой. Птица дикая в Вилюйске была, но он её и масла не ел. Вина тоже терпеть не мог. Это был очень весёлый, разговорчивый старик. К женщинам относился ко всем хорошо, но безразлично. Детей очень любил.
- Как же там жить, в Вилюйске?
- Плохо, очень тяжело!.. Морозы ещё страшнее, чем в Якутске. Да и вообще хуже жить, чем в Якутске. Прямо погибель. Овощей никаких. Картофель привозят издалека скопцы по 3 рубля пуд. А тогда было дороже. Чернышевский не накупал его совсем, дорого. Зима такая, что если плюнуть, то плевок, не долетая до земли, замерзает. Якуты ездят в меховых масках. Только глаза видны!
В тюрьме у Чернышевского была одна громадная комната в два окна, с неокрашенными стенами. Книг было очень много. Ему их присылали с каждой почтой, в два месяца, кажется, один раз. Он потом их пожертвовал в якутскую библиотеку - пять больших ящиков. Летом в комнате стоял "дымокур" - горшок со всяким тлеющим хламом - коровьим калом и листьями (летом ставят и по улицам "дымокуры", страшнейшее комарьё - скот заедает!). Днём и ночью дымокуры в домах; смрад дыма отгоняет комаров. Если взять белый хлеб, то сразу мошка так обсядет густо, будто икрой вымазан. Бывало, положишь на стол кусок мяса и не закроешь, оно через полчаса совсем белое, как бумага: комары высосут всю кровь из него.
- Читали вы его сочинения? Роман "Что делать?".
- Нет, сочинений не читала и про "Что делать?" никогда не слыхала... Тогда я о нём и понятия не имела - преступник и преступник; говорили, сослан за книги.
- Приезжал кто-нибудь из начальства проведать его?
- Да... Чернышевский не позволял мыть у себя пол, боялся сырости, - пол был очень грязный. Потому и не принял преосвященного, когда тот хотел его навестить. А только была у нас мысль, что нарочно для такого случая не позволял мыть пол.
Он очень любил местного священника отца Иоанна Попова. Священник был семейный, я учила его детей, как и других детей Вилюйска, грамоте...
- А Вы-то сами очень грамотны?
Александра Ларионовна засмеялась:
- Какое! Но учительницы тогда в городе другой не было.
Владимир Беренштам "В гиблых местах", 1906 г.