121
Я чем дальше наблюдаю за плохо вообразимым извне размахом текущей укромобилизации (хватать ограниченно годных разрешено уже официально), тем сильнее поражаюсь огромной диспропорции между количеством отлавливаемого мяса и способностью его вооружить.
Три-четыре бригады - это максимум, который за счет всех обещанных в январе подаяний можно укомплектовать матчастью более или менее полноценно. Это армейский корпус. С корпусными частями и подразделениями - 25 тысяч личного состава, с очень большой натяжкой - до 30.
А хватают и ловят уже почти два месяца с таким остервенением, причем по нарастающей, что мое предположение в середине января про планы наловить двести тысяч сейчас выглядит оценкой совсем снизу. Гипотеза о трехстах тысячах уже совсем не кажется завышением, и даже эта цифра может не оказаться пределом.
Никаких рациональных объяснений этой диспропорции у меня нет. Чтобы вооружить (об обучении уже не говорю) всю эту орду, надо поставить чубатым, причем более или менее единовременно, минимум в шесть-семь раз больше тяжелой техники, чем все хозяева наобещали за январь. Решения эта задача не имеет в принципе: даже если опять-таки убрать за скобки вопрос обучения и обслуживания, количественно это все равно, что раздеть пару-тройку крупнейших европейских армий почти догола, что по танкам, что по ББМ, что по артиллерии, что по вспомогательной технике.
Отчасти явление можно объяснить необходимостью постоянного восполнения текущих потерь, которые у укров всю зиму стабильно крайне велики. Достаточно ли одного этого объяснения, не знаю. Но в невозможности выдерживать такое мобилизационное напряжение не то что в постоянном режиме, а даже в течение еще двух-трех месяцев, уверен вполне.
Любая система имеет предел прочности, за которым ее структурность утрачивается. У социальных систем этот предел, правда, наблюдается лишь постфактум.
Вот и продолжим заниматься эмпирикой.